Автобус ехал по пыльному тракту, простирающемуся посреди пыльного ничто.
Поскрипывая изношенными рессорами и покачиваясь из стороны в сторону, транспортное средство неспешно, но упорно ползло вперед. Позади, на фаркопе, громыхало мятое оцинкованное ведро; из трубы, поднимающейся на добрых полметра над водительской кабиной, валил черный дым. На трубе телепались два слабо привинченных динамика громкоговорителей.
Окна в пассажирской части были заколочены кое-как листами фанеры и ржавыми металлическими листами, а те, в которых еще оставались мутные стекла — забраны проржавевшей сеткой. Автобус некогда был выкрашен в канареечно-желтый цвет, но теперь краска потускнела и облупилась. Лишь на высоте человеческого роста это чудо техники опоясывала жирная полоса свежей ярко-розовой краски, нарисованная заботливо, но неровно чьей-то не слишком твердой рукой.
***
— Долго там еще? Не нравится мне эта дорожка, слишком извилистая, — недовольно проворчал бритый налысо мужик неопределенно-среднего возраста.
Внешность лысый имел неприметную, шпионскую; а вот яркие, лучистые глаза непонятного цвета внимание притягивали.
— Не нуди, сам не в восторге, — его напарник с беспокойством поглядывал на потертую бумажную карту, которую развернул прямо поверх руля.
Руль он придерживал коленом, карту — правой рукой. Левой выудил из-за уха огрызок химического карандаша, послюнявил стержень, оставляя темное пятно на нижней губе, и принялся водить карандашом над картой. Автобус швырнуло на ухабе, карандаш дернулся, прочертил толстую черточку на карте, едва не прорвав ее.
— О, а вот и оно, — обрадовался водила.
— Что там? — лысый недовольно поморщился.
— Патриархат, примитивное хозяйство, жаркий засушливый климат, подверженность эпидемиям, — прочитал водила, поднеся карту поближе к глазам.
— Снова сценарий номер три? — настроение лысого совсем упало.
— Чувак, не ной, а? — фыркнул водила. — Стандартный сценарий, легкий хлеб. Отработаем и дальше.
— Эх, не романтик ты. А мне, между прочим, такое сценическое будущее пророчили…
Водила обидно загоготал и резко крутанул руль, сворачивая с дороги.
— Твою… — выругался лысый, ухватившись за поручень.
За окнами стемнело, потом резко рассвело. Свет был красноватым, закатным.
***
Водила выбрался на крышу и шустро расшнуровывал свернутые в два длинных пухлых валика и уложенные вдоль крыши полотнища. Работа спорилась — многолетняя привычка сказывалась. Первое грязновато-серое полотнище упало до земли, полностью закрыв потертый бок автобуса. За ним последовало второе.
— Свет! — донеслось из недр автобуса. — Как я в потемках реквизит искать буду?
— В фонарике свет, — прокричал водила, свесившись вниз через люк на крыше. — Поторопись, местные уже бегут.
В автобусе загромыхало, послышалась приглушенная ругань. Из пассажирской двери, путаясь в складках серой ткани, вывалился лысый.
Сейчас лысым его назвать язык вряд ли у кого повернулся. На голову был нахлобучен ярко-рыжий парик, слегка съехавший на бок, нижнюю часть лица скрывала окладистая коричневая борода. Мужчина переоделся: вместо растянутых “треников” и майки на нем красовался балахон из небеленого полотна, подпоясанный грубой бечевкой. Корявый посох в руках и объемная спортивная сумка, весьма увесистая на вид, завершали образ.
— Сумку оставь, не по эпохе! — голова водилы, уже скрывшегося, было, в автобусе, вновь показалась из люка на крыше.
— Да кто там внимание обратит, — отмахнулся временно рыжий лысый. — Ты спецэффект врубай лучше.
— Какой?
— Что-нибудь забойное давай, мужики, кажется, серьезные, — приложив руку козырьком ко лбу ответил ряженый.
***
Группа лохматых небритых мужиков в одеждах из шкур и грубых тканей, галдя, поднималась на холм. Мужики ощетинились, кто чем горазд: вилы, копья, палки. Один шел, размахивая увесистым бревнышком.
— Внемли мне, отрок! — взвыло из динамиков автобуса, серое покрывало исчезло под проекцией ярко полыхающего пламени.
Лысый бухнулся на колени, незаметно пряча сумку под край полотнища.
“Какой я тебе отрок, идиёта кусок?” — прошипел он возмущенно в закрепленный в бороде микрофон.
— Был ты примером добродетели для ближних своих, потому ниспосылаю на тебя свою благодать! — продолжило громогласно вещать в динамиках.
“Глянь на этих, ты в сравнении с ними — юнец, — прошептал голос водилы из крохотного наушника. — И вообще, не отклоняйся от сценария, чего я за тебя отдуваться должен?”
— А кто ты, о голос с небес? — прокричал лысый, вздымая руки вверх в театральном жесте. — Яви мне свой лик!
— Мой лик слишком страшен, чтобы являть его людям, — прогремело в ответ.
Водила явно прибавил громкости динамикам.
“По сценарию! Артист недоделанный”, — вновь ожил наушник.
“Давай свою благодать, и закругляемся. Не нравятся мне эти дядьки”, — парировал лысый.
— Передай мой завет людям, накажи следовать моим заповедям, вести жизнь праведную, да жертвовать щедро, ибо дающему да воздастся! — на последнем слове в динамиках взвыло, зафонив, зубодробительный скрежет заполнил округу.
Мужики загалдели, побросали оружие и попадали на колени, беря пример с “отрока”. Благословленный “небесным голосом” лихорадочно рылся в сумке. Со стороны это выглядело так, будто он сунул руки по локоть в пламя.
Нащупав то, что искал, лысый вскочил и повернулся к мужикам, радостно улыбаясь. Те отшатнулись, а потом восторженно заахали на разные лады: на бородатом “отроке” не было ни следа от пламени.
— Вот заповеди, что послал нам голос! — торжественно проговорил он, протягивая мужикам две увесистые каменные таблички.
Мужики брать таблички не спешили, с опаской косясь на продолжавший полыхать за спиной актера “огонь”.
— Так, мужики, некогда мне тут с вами, меня голос к себе забрать обещал, — не выдержал паузу лысый. — Берем, читаем, учим наизусть, следуем. Установите где-нибудь у себя на почетном месте, чтобы дождиком не заливало. Будете нести жертвы. Да не колбасу всякую, а камушки разноцветные, которые у вас тут в пещерах неподалеку попадаются. Если чего из них соорудите симпатичного, тоже можете нести — двойная благодать будет. Все, не поминайте лихом!
Подхватив посох и сумку, лысый проворно скользнул за полотнище и дал знак водиле трогать.
***
Пару мгновений спустя автобус вынырнул из темного марева на ту же пыльную дорогу, с которой недавно свернул. Ни холма, ни мужиков позади громыхающей колымаги не было, лишь пыльное ничто.
Пока водила сворачивал и закреплял на крыше полотнища, лысый поспешно стащил с себя потный парик, отклеил бороду, и возился около одной из обнесенных сеткой площадок, установленных на месте пассажирских кресел, что-то недовольно бормоча.
— Что ты им подсунул? — вернувшийся водила понял, что дело у товарища не ладится.
— Стандартные заповеди, “не убий”, “не укради”, — пожал плечами лысый.
Водила пощелкал тумблерами, дождался, пока на площадке загорится голубоватая подсветка, а после отвесил подзатыльник напарнику.
— Творческая, блин, личность! Смотреть надо, что хапаешь. “Не убий”, “не укради”… “не облизывай металл на морозе”! Ты детский комплект для миров ледникового периода взял.
— Вот же! — расстроился лысый.
— Ладно, не парься. Чем бредовее заповеди, тем больше трепета. О! Работает.
Площадка загудела, полыхнула оранжевым, а когда свет погас, явила взору кучку ярких разноцветных камушков. Не слишком внушительную, но приведшую обоих напарников в хорошее расположение духа.
— Замечательно! Теперь к девочкам, и потом можно завалиться на какой-нибудь из миров Пояса Эдема, расслабиться.
— Что, опять? — взвыл лысый. — Снова предлагаешь улучшением демографической ситуации в отсталых мирах заняться?
— Не нравится — наведайся в банк спермы. Сравни, сколько тебе придется д…работать, чтобы сорвать такой куш, какой нам эти “сильные женщины” за неделю натаскают. А то, давай, я подменю.
— Подменит он… В прошлый раз подменял, так я тебя еле отбил, громовержец, недоделанный. Рули, давай, к своим девочкам. Надеюсь, у них стандарты красоты не как в том водном мире…
Комментарии